Источник: Media Atlas
В начале ноября Председатель совета директоров и основатель ИД «Провинция» Борис Гиллер объявил открытый тендер на продажу 100% своего издательского дома. В интервью МедиаАтласу Борис Абрамович рассказал об объективных и субъективных причинах продажи «Провинции», последние тесно связаны не только с бизнесом, но и с его ощущением от процессов, происходящих в стране в целом, и в медиа, в частности.
— Когда возникла идея продавать «Провинцию» и почему?
— На решение продавать повлияли несколько факторов — объективные и субъективные. В принципе, бизнесов, которые не продаются, в мире очень мало, и все они, как правило, фамильные. Поскольку я не планировал, что мои дети будут заниматься моим бизнесом, то сама идея продажи никогда не отвергалась. Бизнес строится либо для получения дивидендов, либо для продажи.
Я постоянно вел достаточно серьезные переговоры с какими-то компаниями: это были немецкий «Шпрингер», английский «Индепендент» и немецкий WAZ. С «Индепендент» мы зашли очень далеко, но не срослось.
Мысль о продаже присутствовала всегда: не вечно же заниматься бизнесом, если, повторяю, ты не хочешь его делать семейным.
Кроме этого, есть и некие субъективные факторы. Дело в том, что я давно занял деньги на типографии, и это была моя ошибка. Я хотел построить примерно десять типографий, которые могли бы самостоятельно работать, тем самым расширить бизнес в смежной отрасли. Была мысль даже о бумажном заводе. Хотелось сделать комплекс: своя бумага, свои типографии, газеты и т. д., — не получилось. Мы купили подержанное, правда, очень хорошее и качественное оборудование, но большая его часть сейчас стоит на складе, потому что в регионах стали складываться ситуации, как под копирку: строим типографию, какое-то время все идет нормально, а потом «умный» директор начинает работать на себя. В Оренбурге на одного директора мы подали в суд, других увольняли за воровство. Вообще, кадры — это отдельная песня: с моралью сейчас у работников стало тяжело, а контролировать движения хозяйственника очень сложно; и, понимая, что типография работает не на меня, а на кого-то, я закрывал типографию. Вообще у меня сложилось впечатление, что в типографском бизнесе, как в ресторанном, — хозяин должен сидеть в зале. Иначе никогда не увидит прибыли.
В итоге оборудование копилось, стояло, а проценты шли. И в какой-то момент человек, который давал мне кредит, попросил его вернуть. А я привык выполнять обязательства. Я подчеркиваю, что долги — мои личные, они оформлены на меня, а не на газеты и издательский дом. Поэтому продажа газет не связана с состоянием бизнеса, хотя некоторые наши конкуренты радостно подпрыгивают от того, что Гиллер продает газеты.
Газеты — их 25 региональных и газета кроссвордов «Залепуха» — прибыльные. К концу года у нас будет EBIТDA $2 млн долларов, обороты по 10 месяцам составляют 216 млн рублей, к концу года будет около 250 млн рублей, рентабельность около 25% — это, по-моему, неплохой вариант. И несмотря на то, что в регионах реклама, как у всех, просела, но за счет продаж и сохраняющейся лояльности читателей мы улучшаем наши показатели, и это, я считаю, достаточно редкая ситуация, которую я могу подтвердить документально. Газеты продаются не потому, что в них что-то плохо, а потому, что у Гиллера есть долги, и Гиллер должен их отдать.
— На рынке говорят, что 18 млн долларов — высокая цена.
— Я не понимаю экспертов, которые могут что-либо говорить, не зная продукта. Я не знаю, как бы эксперт оценил стоимость завода ВАЗ, если бы никогда не видел «Жигули». Эксперты, которые говорят о ценах, никогда не видели наши газеты, но при этом они уверены в том, что это очень дорого.
Если бы мы говорили о биржевом товаре, о сахаре, о нефти, то, естественно, можно точно сказать, дорого ли это. А разговоры о товаре небиржевом, которым и являются газеты, и который никогда не видели, — это профанация. И люди, ведущие эти разговоры, — не эксперты, они лишь называют себя таковыми.
— Какую сумму они считают реальной?
— Честно говоря, меня не интересует мнение человека, который не знаком с ситуацией, а делает вид, что знаком. Выступает некий человек, у которого есть какая-то грязно-желтая газета, и говорит мне, что мои газеты не стоят объявленной суммы. Какими критериями может пользоваться человек непрофессиональный, я не знаю. Есть разные методы определения стоимости газеты как любого продукта, даже небиржевого. Первый — чисто экономический: считаем EBIТD'у и смотрим, какой на рынке сейчас мультипликатор. До кризиса, если я не ошибаюсь, «Из рук в руки» продавали по мультипликатору 16. Когда мы пытались продать газеты иностранцам, разговаривали о мультипликаторе 12—14. Сейчас мультипликатор 8—10. Но никто на рынке не продает результаты этого года. Если у нас, например, в прошлый год EBITDA была 1,3 миллиона долл., а в этом 2 миллиона долл., то в следующем году она должна быть 3 миллиона долларов. И тогда газету нужно продавать за $24 миллиона — $30 миллионов. Но мультипликатор — еще не все.
Есть еще один принцип подсчета — принцип замещения: сколько вы должны потратить, чтобы открыть такие же газеты. Пусть мне любой расскажет, сколько ему потребуется лет и денег, чтобы вывести газету в ту прибыль, которая есть у нас. В этом году, например, наша псковская газета даст 250 тысяч долларов чистой прибыли. Сколько надо времени, чтобы построить такую же газету? В свое время «Украинский Медиахолдинг» выводил на рынок телегиды. Он потратил (по их сведениям) 15—20 млн долл., это солидная сумма, а ведь телегид делать легче, чем такую газету, как наша. Или другой пример — газеты «Родной город», которые выводит на рынок немецкий концерн WAZ. При старте, если память мне не изменяет, они озвучивали сумму инвестиций на регион 1,5 — 2 миллиона евро. Открывают они по 4 газеты в год. То есть им нужно будет минимум 6 лет и 37,5 — 50 миллионов евро, чтобы создать такую же сеть, как у нас. Причем не факт, что получится все, что задумано. Вот такие цифры.
И третий вариант — посмотреть аналогичные продажи, но в последнее время я не видел аналогичных продаж, да и, возможно, мое мнение предвзятое, но аналогичных нашим газет нет. И в первую очередь по контенту. Наши газеты знают в Москве только профессионалы рынка, но зато их хорошо знают в регионах. Газеты наши отличаются от других газет радикально. Нет, они не профессиональнее других — те же журналисты; они не лучше оформлены — в регионах есть оформление и получше нашего, тот же «Родной город», например. Мы берем контентом: мы пишем то, что сейчас не могут себе позволить писать другие. Этот подход сознательный. Мы решили, что мы будем писать правду, сейчас этот товар востребован. За последние 10 лет этот товар становится все ценнее и ценнее, и даже если статья написана средне, но правдиво, люди покупают газету.
Все российские газеты (и в регионах, в частности) в основном сами себя цензурируют, они знают, что можно и как можно писать. Мы считаем, что можно писать правду. Когда какие-то западные правозащитники говорят, что в России вообще нет свободы прессы, я всегда отвечаю, что это неправда, потому что мы же пишем, и никто нас еще не удавил. Вот недавно вышла статья, написанная нашим колумнистом Виктором Шацких и опубликованная во всех газетах, в которой говорится, что за последние 10 лет почти безграничного правления Владимира Владимировича Путина не было сделано, наверное, ни одного действия экономического характера, которое пошло бы на пользу стране, и что нам очень не повезло и с президентом, и с премьером. Мы печатаем это, и у нас в стране это выглядит уже подвигом. И читатели это покупают. Но в Кремль на правилку никто не вызывает. Значит, свобода прессы все же есть. Но я ясно понимаю, что это только потому, что нас не знают в Москве. Если бы мы со своим тиражом выходили в Москве, наверное, было бы не так вольготно.
В Монголии (мне приходится там бывать по делам) пресса пишет, что хочет. Для меня был шок, когда в прессе разразился скандал по поводу того, что новый президент отправился с друзьями на рыбалку на четырех джипах отмечать свою победу: «Как так, на четырех государственных джипах, на казенные деньги!» У нас, даже если президент будет летать на золотом самолете вокруг страны, пресса об этом никогда не узнает, а узнает, так не напишет. Монголы сильно удивились, когда на празднование совместной победы на Халхин-Голе прилетели, как они писали, 9 самолетов со свитой Медведева, — они просто не понимали, зачем столько. В Монголии такое невозможно, потому что это государственные деньги, и за это пресса просто сожрет. Я не хочу показаться человеком, который постоянно говорит: «Вот раньше было хорошо, а сейчас...». Я работал в партийной прессе, в областной газете, был завотделом, я помню те времена, когда у нас не было особой свободы, но слово прессы было весомым и к нему прислушивались. Сейчас у прессы свободы побольше, но всем в общем-то плевать, что пишут в газетах.
— Кто печатается в ваших газетах?
— В наших газетах печатаются хорошие экономисты, политологи, журналисты — мы приглашаем таких экономистов, как Гонтмахер, Кричевский, печатали Каспарова, Шендеровича, в общем, тех, кому в других газетах зачастую заказано появляться. Мы говорили с Касьяновым об интервью, но его служба не согласилась оставить вопросы читателей без правки, а их желание приложить руку к тексту не устраивало нас. У нас один заказчик — читатель.
— А как обстоят дела с тиражами?
— Тиражи в регионах падают, но это происходит не очень быстро. Кроме того, у нас изменился состав аудитории. Это раньше, лет 5 назад, можно было сказать, что среди наших читателей много пенсионеров (хотя и тогда это не было полной правдой). А сейчас мы провели собственное исследование, не виртуальное, которое предлагают исследовательские компании (когда человека на улице спрашивают, что он читает, и он вспоминает то, что ДОЛЖЕН читать, как образованный человек, и называет «Коммерсантъ» или «Ведомости», а не желтую газетенку, которую покупает на самом деле), а реальное. Мы опрашивали людей возле киосков. После того как человек уже купил нашу газету, мы спрашивали об его образовании, возрасте, доходах и т. д. Картина получилась замечательная, такая аудитория дорогого стоит: с высшим образованием — около 60% , более чем у 80% возраст 20 — 55 лет, средний доход и выше среднего — у 70% опрошенных. Причем мы не заканчиваем этот опрос, мы проводим его все время. Сегодня проверили 10 киосков, через неделю еще 10 киосков, и так, пока не охватим весь город. Это исследование, прежде всего, нужно нашим людям на местах — они должны четко представлять свою аудиторию.
Я не хочу сказать, что у нас все блестяще. К сожалению, у нас есть несколько проблем. Проблема первая — были взяты долги под типографическое оборудование, а вторая — огромная проблема — это неработающая рекламная служба в Москве.
— Как же вы продаете рекламу?
— Плохо продаем... в Москве. В Москве ужасно. Если бы у нас была хотя бы средняя (я не говорю хорошая) рекламная служба, то, конечно, мы собирали бы не два миллиона, а больше. Директор нашего московского рекламного агентства при ИД ушла в декрет, а потом пришел Шамыгин, который не занимался рекламой, а играл в казино на деньги сотрудников, и все развалилось. Недавно мы взяли нового начальника отдела, которая пытается поднять службу. Толковая женщина, надеюсь, у нее все получится. В регионах же лучше. Есть, конечно, регионы, которыми я не доволен, есть города, где я бы сменил директоров...
— Например.
— Не хочу пока говорить. У нас есть 2—3 города, где надо менять. Вообще подбор директора — это длительная кропотливая работа, мы отбирали каждого директора «поштучно», поэтому большинство готово работать самостоятельно, им Москва не нужна.
— А почему вы объявили тендер, для медиа это все-таки необычная практика?
— Да, обычно стороны договариваются, а потом в один день объявляют работникам о свершившемся факте. Но я узнал, что некие люди говорят, что они представляют интересы издательского дома, и продают его уже самостоятельно, и мне это очень не понравилось. Я не знаю, сколько в итоге заработаю я, но я не хочу, чтобы какие-то лихие ребята заработали на том, что я много лет строил. Поэтому решил провести открытый тендер. Причем в регионах мы не объявляли о тендере, но, поскольку в регионах нас знают, то мне уже поступают предложения: из Хабаровска поступили два независимых предложения, из Нижнего Новгорода одно и по Центрально-Черноземному региону было предложение, — люди хотят купить газеты по отдельности. Можно, конечно, и разбить ИД на отдельные газеты, но мы должны попробовать сначала продать комплексно. В регионах, кстати, не задают вопросов: почему 18 млн долларов? Каждому регионалу я могу показать, какая прибыль у газеты, а какое влияние и положение она имеет в его регионе, он знает лучше меня. И с регионалами намного проще разговаривать. Но по отдельности мы продадим, конечно, дороже, нежели комплексно, — оптом дешевле.
— И до какого числа будет продаваться оптом?
— До 1 февраля 2010 года.
— Входной билет стоит 3 млн. рублей, почему такая сумма?
— Это возвращаемая сумма. Причина проста. Если нет никакого входного билета, могут прийти какие-то люди, которым мы выложим все документы, а как они используют полученную информацию, большой вопрос. Не так давно к нам приходил Мушкин Андрей Анатольевич из UFG Private Equity (это фонд, созданный Борисом Федоровым), проявил интерес, мы дали ему все данные, но с просьбой, чтобы эта информация не попала на рынок. Через некоторое время в прессе появилось обсуждение нашей темы, да еще с экономическими выкладками. Некрасиво. Чтобы таких ситуаций больше не было, пожалуйста, на время вытащите из кармана три миллиона, загоните их на наш счет (а это может себе позволить только серьезная компания), посмотрите наши документы, а потом получите свои деньги обратно. Три миллиона — это своеобразный залог за любопытство.
— Сколько стоила компания до кризиса?
— 25 миллионов долларов нам предлагала одна иностранная компания, прислали официальное предложение, но я отказался.
— Почему?
— Потому что мало.
— А сейчас кризис — и дешевле.
— Но дело ведь не в кризисе. Не стоимость продукта уменьшилась, а покупательская способность снизилась. Вы поймите, что для нашего продукта кризис, как грудное молоко для ребенка, потому что люди выстраиваются в очередь, чтобы узнать правду. Наши газеты сейчас самые дорогие в регионе. Помню, лет 10 назад нас обвиняли в том, что мы демпингуем, выходя на рынок. Сейчас нам никто это не говорит, потому что наши газеты стоят 17—20 рублей — на уровне журналов. А почему? Потому что в наших газетах пишут то, чего нет в других.
— А как изменились показатели в разных городах: если взять для сравнения, например, город-миллионник, город с градообразующим предприятием (предприятие закрылось, у людей стало меньше денег) и небольшой город, живущий в основном за счет частного бизнеса.
— Корреляция между бедностью и богатством города на показателях газет абсолютно не прослеживается. Газетам, которым было хорошо, стало еще лучше. Газеты, которым было не очень хорошо, болтаются на том же уровне. Ситуация в городах-миллионниках (у нас это Челябинск, Ростов, Самара) не самая худшая. Самара, кстати, в относительно плохом состоянии, а Челябинск и Ростов — средние по показателям города. Ростов был когда-то сильным городом, но он еще до кризиса начал терять тиражи. В Хабаровске реклама упала, но розница нет. И то, что газету продолжают покупать так, как покупали раньше, я считаю, связано с ее контентом.
В прошлом году в наших газетах вышел список проблемных банков, из-за чего меня в интернете даже назвали английским агентом (смеется). Проплаченные нашими отцами-идеолагами блоггеры в интернете писали, что эта статья, порочащая российские банки, выгодна английским банкам. Почему именно английским, я не знаю. После этой публикации в редакцию приходили благодарственные письма от читателей, которые успели забрать счета из хлопнувшихся банков. Банки же после публикации вызывали нас в суд, кричали о своем честном имени и деловой репутации, которую мы порочим, а через месяц лопнули. Какое честно имя, какие банки? Нет в России банковской системы, в международном понятии это не банк, а некая организация, занимающаяся финансовыми операциями. Мы пишем об этом, а я потом слышу, что я агент империализма. Хотя, например, в той же Монголии государство гарантирует возврат всей суммы вклада, у нас же 700 тысяч рублей.
В России нет страховых компаний в общепринятом понятии этого слова, и мы тоже об этом говорим нашим читателям. Мы сообщаем людям, что у нас ужасный пенсионный фонд, и пенсионный фонд говорит: «Рекламу всем давать, а издательскому дому „Провинция“ не давать». А потом приходит ко мне представитель из пенсионного фонда и предлагает дружить, если мы не будем писать о них плохо. «Давайте дружить, — говорю я, — но только мы будем писать правду». Поэтому у нас и с властями в регионах вооруженный нейтралитет — мы денег не берем. В Астрахани были выборы мэра, мы рассказывали реальные истории и про одного кандидата, и про другого, а в интернете обсуждали: сколько возьмет Гиллер, чтобы поддержать такого-то... А смысл? Сколько они смогут заплатить? Они могут заплатить те деньги, которые не стоят репутации газеты, а похоронить репутацию газеты очень легко.
— Почему уменьшилось количество городов? Было 28, потом 26, теперь 25.
— Они были убыточные.
— Какие города вы убрали?
— Последним был Архангельск, хотя тираж газеты там был более 20 тысяч. Было жалко, но если газета прибыльная, она работает и без нас, а если убыточная, то нужен постоянный контроль из Москвы. И сил, которые у нас тут есть, не хватает, а разрываться на убыточные газеты и содержать их не имеет смысла. Хотя, если было бы побольше свободных денег, газеты-двадцатитысячники не закрывал бы.
Еще есть беда, и это беда страны, когда люди, к сожалению, относятся к своей работе потребительски. Никто не хочет думать о том, что любой бизнес должен себя как минимум кормить. Я не говорю уже о том, что он должен приносить прибыль хозяину. А у нас бывает так, что люди приходят на работу и говорят: «Мы пришли, дай нам нашу зарплату». А я им отвечаю: «Зарплата — это заработная плата, а если вы не заработали, если у вас постоянный убыток...» Мы людям объясняли, что нельзя быть постоянными иждивенцами, и закрывали убыточные города. Это печальная история.
В Саратове мы газету не закрыли, но она сменила коллектив после того, как вся редакция, желающая только получать зарплату, а не зарабатывать ее, написала заявление об уходе, наивно полагая, что если все уйдут, газета закроется. Не закроется! Нас в советское время учили в газете: мы все умрем, а газета будет выходить. Придут другие люди. Уйдет Гиллер, придет Сидоров, Петров, Иванов, и газета все равно будет выходить...
— Но она изменится.
— Возможно, и этого люди боятся, потому что понимают: сейчас они пишут то, что хотят. У нас есть большое количество журналистов, которые работают не только за зарплату, но и за возможность писать то, что думают. Они могли бы уйти в другие места и получать больше денег. Но они ценят свободу. Мы не цензурируем материалы, читаем их уже после выхода.
Конечно, политические материалы просим прислать сюда до выхода номера, но только для того, чтобы исправить ошибки и не попасть под судебное разбирательство. Журналисты ведь иногда не понимают, что богатый русский язык и элементарная юридическая грамотность позволяют написать так, чтобы не создать проблем. Они, к примеру, могут назвать подследственного подсудимым или сделать какие-то еще глупости, которые могут нарушить закон. Поэтому наши юристы, если дело касается следствия или политики, внимательно смотрят статьи. Нам нарушать закон никак нельзя.
Я понимаю, почему многие региональные издания хотят уйти под местных предпринимателей: предприниматель может дать им какую-то свободу, если они будут обслуживать его коммерческие интересы, например, рекламировать его колбасу. В глубинке есть не зависимые от власти люди, и для газет, конечно, будет лучше, если они разойдутся по ним. Или игроки смогут сохранить свое лицо, если покупателем выступит иностранная компания. Если же купит местная, то она будет как-то изменять состав газеты.
— Кому сейчас, на ваш взгляд, интересен пакет ИД?
— Во-первых, тому, кому интересны регионы, если мы говорим о коммерческих интересах. Тому, у кого есть региональные амбиции и кому нужна крепкая и вертикально построенная структура, а у нас с дисциплиной все в порядке, нет раздолбайства.
Во-вторых, тому, у кого есть хороший московский проект и отлаженная рекламная служба. Если бы совместить наши газеты с хорошим московским брендом и сделать ребрендинг (даже не ребрендинг, потому что у нас нет общего зонтичного бренда, у нас в каждом городе своя газета), то получился бы очень сильный бренд. Один умный медийный человек мне однажды сказал: «В СМИ есть всего две ценные вещи — это бренд и команда». У нас в регионах нормальные сильные бренды, и есть хорошая команда.
Кстати, о бренде. В Уфе с полтора года назад мы прекратили выпускать газету, а сейчас обратились местные издатели с просьбой возобновить выпуск газеты под этим брендом. Мы заключили соглашение, и они начали работать. Мы будем посылать им какой-то контент из Москвы, они будут делать местный и выпускать газету. В некоторых городах, где мы закрыли газеты (например, в Архангельске), хотим открыть усеченный вариант редакции: 1—2 журналиста, человек, отвечающий за рекламу, и еще один — за хозяйственную часть. Четыре человека, затраты небольшие, тиражи меньше, но газета себя окупит. Мы хотим вернуть те убыточные города, которые закрыли. Их надо было сразу не закрывать, а сокращать, но умная мысль приходит потом.
Итак, издательский дом интересен тем, у кого есть бренд, хорошая команда и желание развивать региональную сеть.
— В пакет будут входить ваши сайты?
— Да, все вместе. Сайты, относящиеся к газетам.
— И типографии?
— Типографии — нет, это отдельная история. Пока мы их продаем по частям, уже продали две машины.
Да, я не назвал еще один субъективный фактор, по которому продаю бизнес, — я устал. Мне уже 53 года, в издательском бизнесе 20 лет. И я для себя решил, что в России я медиа точно не буду больше заниматься. Чем угодно, только не медиа.
— А чем будете заниматься?
— Отдыхать. С семьей буду больше общаться, а то дети безотцовщиной растут. У меня есть уже несколько предложений, но они не медийные.
— Они связаны с кино?
— Что-то с кино. Не хочу об этом говорить. Понимаете, я реально за последний год не прочитал ни одной книги — это ужасно. Более того, я не посмотрел кучу фильмов, которые надо посмотреть. Некогда. Хотя я покупаю и фильмы, и книги. Газеты — это мясорубка, каждодневная мясорубка. Ты перестаешь принадлежать себе, ты становишься заложником своей работы, а работа должна приносить радость. В общем-то, все сложилось одно к одному. Все, что ни делается, — все к лучшему. То, что от меня потребовали вернуть деньги, может, и к лучшему, а так бы и тянулось дальше: работал бы и работал, долги росли бы, проценты росли бы. Сначала точно отдохну, а потом уже чем-нибудь займусь.
— Но уже не медиа точно, а если за границей?
— Меня просили за границей поддержать один медиапроект, но в России — точно нет. В России это достаточно тяжелый бизнес, пусть им занимаются молодые, у них энергии больше и сил.
— Борис Абрамович, что ждет российские медиа через несколько лет?
— Не знаю, я не пророк. У нас есть много экспертов на все случаи жизни. Спросите Габрелянова (гендиректор ИД «Ньюс Медиа» — прим. МедиаАтласа), он вам все расскажет про российские медиа.
Все зависит от политики, так как медиа — продукт политический, и, к сожалению, он зависит от нее. Ни армия, ни милиция, ни пресса не должны зависеть ни от религии, ни от политики. А у нас все зависит от политики. За последние 10 лет все шло во вред медийному бизнесу: нет престижа профессии, люди не уважают себя, они пишут ужасные вещи. Я не приемлю джинсу. Моральный уровень снизился до уровня ниже некуда. И это касается не только прессы, это общее состояние общества. У людей отбили охоту к ответственности, люди не считают, что они что-то могут, человек живет с ощущением «я никто».
Я сегодня часто вспоминаю Монголию, но разница огромная. В Монголии сельский житель скачет до избирательного пункта 200—300 км, чтобы проголосовать на выборах, потому что это его страна, его президент, его жизнь. А здесь мы живем, будто во внутренней иммиграции: у каждого есть своя страна на своем балконе, а что за ним, никого не касается.
А нас и не касается! Выборы губернаторов убрали. Много у нас сейчас говорят об этом? Нет. А мы в своих газетах постоянно говорим о том, что это неправильно, что это рабская психология: кто ты есть, если ты не можешь выбрать себе власть? Я в свое время, когда приехал из Казахстана, говорил: «Как хорошо в России: здесь выбирают губернатора». В итоге мы дошли до уровня Казахстана, хотя кризис Казахстан встретил гораздо лучше, чем Россия: там приняли меры для поддержки бизнеса. А у нас поддерживают банки, какие-то очередные абсурдные проекты: автопром, мост во Владивостоке, здание Газпрома в Питере, зимнюю олимпиаду в субтропиках. Какой автопром? Разделите эти деньги, отдайте людям, пусть купят себе нормальные корейские машины, если деньги девать некуда. Мы собираемся занимать деньги, и эти деньги вбухивать в черную дыру автопрома. Это преступление.
— И при этом России многие должны...
— Вы знаете, у нас из Лукашенко делают такое страшилище, но я прочитал месяц назад его интервью, которое он давал российским журналистам. Очень грамотное интервью. Лукашенко — хозяйственник, а Путин не хозяйственник, Медведев не хозяйственник, они никогда не были директорами совхозов хотя бы. Но лучше быть директором совхоза, чем бывшим кгбэшником, ничего не понимающим в экономике. Потому что работа в совхозе научила Лукашенко организовывать выполнение плана, покупку и расходование материалов, подбирать и расставлять людей на хозяйственные посты и т. д. Ведь страна — это огромная хозяйственная фирма. Замечательно говорить и выглядеть — это не править страной.
Недавно я смотрел интервью с премьером Сингапура. Нам смотреть и рыдать. Его отец принял 45 лет назад разбитую страну, у которой не было ни денег, ни ресурсов, ни инфраструктуры, ни экономики — рикши бегали по улицам. За 30 лет отец сделал из нищего Сингапура процветающую страну и оставил ее сыну, но не как наследство, конечно. Сын — лидер партии, и его выбрал народ, внук подрастет — и внука выберут. До того как стать премьером страны, сын успел побывать отраслевым министром, министром обороны и т. д. Он получил колоссальный опыт управления, и теперь умно руководит страной и умно отвечает на вопросы. Его наш журналист спрашивает: «Говорят, что ваша зарплата очень высока?» А он отвечает: «Да, я самый высокооплачиваемый премьер в мире, но мне кажется, что я не самый плохой премьер в мире». Чистая правда. Может, нам пригласить премьера Сингапура, а не вкладывать деньги в наше правительство?
Нашу страну вбивают под самую шляпку. А газеты и медиа — это часть общего состояния. И дело не в деньгах. Нет патриотизма, нет цели, нет задачи. Людям все равно, что будет завтра, послезавтра, через год. Такого состояния пофигизма, раздолбанности, общей незаинтересованности я еще не видел. И медиа там же.
Светлана Кравцова
Комментариев нет:
Отправить комментарий